графа "род занятий"
Вероника Денисова о мазохизме танцоров, русских котлетках во время гастролей и сценическом страхе
Как рассказывал мне папа, я очень любила танцевать. Я постоянно крутилась волчком по квартире, прыгала с кошкой, которая в скором времени под моим чутким руководством научилась скакать на задних лапах. Аккомпанементом нашим танцам были песни группы "Любэ". Зрелище еще то: я в обнимку с кошкой напеваю во всю мощь своего трехлетнего организма "а ну давай наяривай, гитара семиструнная".
Родители, заметив такую мою любовь к движению, решили, что для развития моих творческих способностей лучше всего будет заниматься мне танцами. Это не только помогает развитию мышц и укрепляет организм, но еще и развивает координацию, внимание и учит дисциплине. Чем меньше лет ребенку, тем легче с ним работать: мышцы еще мягкие, поддаются растяжке, и все тело как пластилин, делай с ним, что хочешь.
Мама никак не могла определиться, какие танцы мне больше понравятся и подойдут, поэтому я постоянно переходила из одного танцевального кружка в другой. Было даже время, когда я занималась бальными танцами. Мне безумно нравилось. Да и чего удивляться: платья красивые, все такие взрослые, эмоциональные – иногда даже чересчур. Но эти танцы оказались очень дорогим, и родители меня оттуда забрали. Так я попала в коллектив, в котором не было никакой четкой направленности. Педагог-балетмейстер ставила все, что ее саму вдохновляло: это могли быть и народные танцы, и эстрадные, и просто какие-то забавные номера.
Растяжка – это то, с чего начинается каждое занятие.
Танцору нужны "мягкие" мышцы, они дают свободу движениям, раскрепощают тело. Про изощренные методы растягивания, наверное, нужно спрашивать у художественных гимнасток. Мне кажется, что у нас все не так жестко. Но мазохизм у нас с ними общий: лежишь на животе, держишься на локтях, педагог ставит колено упором чуть ниже лопаток и тянет тебя назад. Ты воодушевленно считаешь до десяти и потом со слезами на глазах от усилий и боли довольно улыбаешься. Но одной растяжкой ничего не добьешься. Как у нас говорят: «Это все умеют, а ты сделай так, как никто не умеет!». Талант и способность есть у всех, только нужно вовремя увидеть и раскрыть их. Каждый заинтересованный ребенок чем-то одарен: это может быть хороший прыжок или устойчивость, природное вращение, эмоциональность, хорошие физические данные. Все, чем он оказался не одарен, можно и нужно нарабатывать, и для этого нужно недетское терпение и труд.
Честно говоря, не все в семье хотели, чтобы я танцевала. Папа говорил: «Танцует она, конечно, ничего, но нужно нормально закончить школу и окончить хороший институт!». А вот моя любимая бабушка мечтала, чтобы я продолжала начатое. Иногда мне кажется, что это ее не сбывшаяся мечта. В общем со мной велись «взрослые» разговоры, пытались понять, осознаю ли я, какие трудности и испытания меня ждут, а я, в свою очередь, думала только о том, что я хочу танцевать и не могу не танцевать.

А потом я поступила в школу-студию (училище) при ГААНТ им. Игоря Моисеева. И далось мне это непросто: пришлось сдавать один школьный класс экстернатом, что, конечно, не нравилось родителям. Проучившись там пять лет и окончив обучение с красным дипломом, я была принята в труппу ансамбля Игоря Моисеева. Через год я поступила в институт при Большом театре на балетмейстерский факультет, учусь параллельно с работой. Сейчас я на пятом курсе, и скоро надо будет писать диплом. У нас помимо специальных предметов (методики преподавания классического танца, народно-сценического, историко-бытового, современного, дуэтного и русского танцев), идут еще и общеобразовательные: психология, философия, экономика, история, иностранный язык и все такое прочее, что обычно преподают. Ну и, конечно, специальные теоретические предметы: история музыки, драматический театр, режиссура, история хореографического искусства. Надеюсь, папа больше не думает, что я буду неучем.
Ансамбль у нас государственный, поэтому по общепринятым рамкам рабочая неделя у нас как у нормальных людей: 40 часов, шестидневный режим, по 7 часов по будням и 5 по субботам.
Для "первого класса" рабочий день начинается в десять часов уроком классического танца, где мы разогреваемся и подготавливаем свое тело и мышцы к репетициям. В 11 часов начинает работу «второй класс» (это «старшие», артисты, у которых больше стаж работы в коллективе). А с 12 и до 15 у всех репетиции, позже – вечерняя репетиция с 19.00 до 21.00. В перерывах между дневной и вечерней репетициями в залах проходят занятия школы для студентов. А мы заняты разными своими делами: кто за детьми, кто домой, кто в институт, а если дел нет и совсем уставшие, можно в раздевалке в спальнике поспать. Кстати, перед концертами, если есть возможность, большинство из нас именно так и отдыхает.

По регламенту репетиция длится 45 минут и 15 минут перерыв, но у нас, как в школе «звонок — для учителя». Урок классического танца проходит под аккомпанемент рояля, а на репетициях выборочный инструмент, может быть баян, может рояль, в определенных случаях барабаны. Артисты — народ забавный, веселит себя как может. Перед репетицией просим баянистов сыграть нам что-нибудь популярное а-ля «арам зам зам», а перед Новым годом (уже вошло в традицию) украшаем раздевалки, наряжаемся на "класс" (так называется урок классического танца) и прыгаем под музыку из детских мультиков.
Особых правил по объему фигуры у нас нет: кому надо худеть, тот сам знает или ему об этом говорит преподаватель.
Если человек не прислушивается к советам, то на него могут наложить «штрафы», то есть снять проценты с зарплаты. Не знаю, как остальные, но я ем понемногу, но довольно часто перекусываю. Никто нам ничего не советует, диетологов у нас нет, каждый сам знает, что ему надо и не надо и в каких количествах. Вообще мы затрачиваем столько энергии, что питаться хорошо просто необходимо. Иначе организм будет истощен. Во время гастролей с питанием бывает непросто. Честно говоря, не знаю, как люди живут в Америке: продукты в гипермаркетах уж слишком какие-то «гипер», начищенные до блеска, как будто восковые, и все как на подбор. Из-за нехватки времени часто успеваешь есть только фастфуд. Желудок после такой еды болит ужасно. Но и здесь русские артисты не промахнутся, возьмут с собой сковородку и электрическую плитку, поедят мяска и салатика оливье! Я не преувеличиваю. Достояние нашего ансамбля – это старшая артистка и прекрасный повар, которая может поразить любыми блюдами в любых условиях: в поездке по Америке, например, она кормила некоторых наших мужчин котлетками, салатиками и борщами.
Сценического страха не может не быть совсем, есть просто разные степени боязни. Страх присутствует только перед выходом на сцену, потом как отключаешься: сцена, свет, огромный зал, тысячи людей. Ты как в другом мире, танцуешь, забывая обо всем на свете.
Даже не знаю от чего появляется этот страх перед выходом. Наверное, боишься упасть или не оправдать собственных или чьих-то ожиданий. Но по большей части страх от неопытности, и он в скором времени притупляется. Бороться с паникой все равно что бороться с невидимым врагом, поэтому надо постараться как можно скорее успокоить себя фразой «все будет хорошо, я сто раз это репетировал», прислушаться к пожеланиям друзей и напоследок перекреститься. Многие вещи ведь могут не от тебя зависеть, будь то плохое покрытие, порвавшийся костюм, неналаженный софит, упавший атрибут или еще какая напасть. Главное не терять ощущение сцены и суметь выкрутиться так, чтобы внимательный зритель сказал: «Вот это ловкач, вот это молодец!».
Умение находить выход из казалось бы безвыходных ситуаций и отличает профессионала от молодого танцора. Курьеза и случайностей на сцене хватает, поэтому нужно быть готовым ко всему. Бывали случаи забавных падений и даже опасных – со сцены. Или стрессовых ситуаций, например, могли не успевать переодеться артисты с номера на номер, требовалась срочная замена в программе, а ведь это нужно успеть предупредить дирижера, предупредить световую команду, других артистов, в общем жуткая суматоха, и только потом дикий смех и истории на многие года: «А помнишь, как тогда..?!».
Были очень забавные ситуации с особо впечатлительными зрителями: одна дама в момент убийства Кармен закричала: «Ах! Что ж ты наделал?!».
Наши костюмы не являются подлинной одеждой того или иного народа, так как мы просто не смогли бы в них двигаться, но они максимально приближены к действительности.
Наша костюмерная переполнена костюмами разных времен и народностей, потому что ансамбль существует с 1937 года. Я думаю, что всего собранного за это время хватит на открытие целого музея. Наши костюмы не являются подлинной одеждой того или иного народа, так как мы просто не смогли бы в них двигаться, но они максимально приближены к действительности. И если одежда из шерсти, то придется попотеть: костюм тоже будет сделан из шерсти, чтобы вид был более естественный и натуральный. За многие года сложились у всех уже набилась рука, где и как нужно подкалывать, где как застегивать и приклеивать, все это узнается либо у старших артистов, либо у костюмеров и гримеров. Гримируемся мы сами, каждый сам должен знать, что и как ему накрасить, как увеличить или уменьшить ту или иную часть лица, как тушью перекрасить блондинку в брюнетку или загримировать лицо баллончиком золотой краски для волос. Красота требует жертв. Гример у нас есть, но он используется только для создания сложных образов, Кощея, например, или пьяницы из балета «Ночь на Лысой горе», или для создания причесок на цыганский номер в «Городской кадрили»: прикрепление накладных волос, украшение их разными накладками – дело непростое.
Сейчас все, что идет в репертуаре, передается из рук в руки и из ног в ноги педагогами, репетиторами и поколениями, которые в свою очередь работали с И.А. Моисеевым. Сейчас ансамбль не имеет художественного руководителя, все в руках директора и художественной коллегии.
Педагоги-репетиторы, бывшие артисты ансамбля, а сейчас уже заслуженные и народные артисты России, занимаются восстановлением устаревших или забытых постановок. Я, к сожалению, не застала работу с великим хореографом и балетмейстером Игорем Александровичем. И про то, как Моисеев учил и творил, мы слышим от педагогов, а интересные истории нам рассказывают старшие артистов. Игорь Александрович был очень эрудированным и начитанным человеком. В перерывах между репетициями и для отдыха он проводил время за игрой в шахматы. На репетициях мы часто слышим фразы, которые Моисеев говорил своим ученикам: «сядь! plie много не бывает!», «не бойся, ниже пола не упадешь». Слегка колкие, точные до невозможности замечания.
Я могу себе представить, какое воодушевление и восторг артисты чувствовали, когда Моисеев, стоя на сцене, говорил о том, что у него ничего бы не было, если бы у него не было крыльев, и на словах: «Вот они!», – поворачивался к своему любимому коллективу, к своему детищу.
Мне посчастливилось работать с одним выдающимся хореографом Живко Ивановым, который поставил болгарский танец, успешно вошедший в репертуар, на основе имеющегося танца, поставленного в свое время Моисеевым. Это своего рода была его проверка, так как ансамбль имеет свою специфику, которую нельзя нарушать, и его задачей было поставить танец так, чтобы он не выбивался из основного репертуара. Дело непростое, ему пришлось изрядно поработать.
Я часто хожу на различные фестивали, как театральные, так и танцевальные. Они позволяют увидеть и познакомиться с новыми выдающимися исполнителями и хореографами нашего времени. Очень важно расширять свой кругозор, видеть что сейчас актуально, видеть развитие техники. Это стимулирует на собственное развитие, иногда побуждает к созданию и воплощению своих творческих идей. Верно говорят: «на вкус и цвет товарищей нет», хоть я и люблю дело, которым занимаюсь, но не могу сказать, что мне нравятся все танцевальные направления. Я восхищаюсь Морисом Бежаром, Каролин Карлсон, Эдуардом Лок, Уайном МакГрегором, Пиной Бауш, Начо Дуато, Иржи Килиан, всех не назвать.
Эти великие люди, которые вкладывают такие разные понятия и чувства в человеческое тело. Я наблюдаю за ними, изучаю их, что-то беру на заметку.
Made on
Tilda