Мама рассказывала, что в возрасте двух лет я уже была артисткой. Когда приходили гости, я раскатывала красную дорожку, раздевалась почему-то до гола и, самозабвенно закатив глаза, исполняла: «А ты такой хаёдный, как айсбег в окияне». Я родилась в перестроечное время в селе Холмогоры (на тот момент Богом забытом и почти разрушенном) и тем не менее мои родители умудрялись где-то доставать хорошую музыку и меня с детства приучали к Элтону Джону, Майклу Джексону, Стиви Уандеру, то есть, хорошей западной эстраде, и конечно же, классической музыке. Меня восхищала Уитни Хьюстон. Я помню, как держала в руках ее пластинки, не дыша, слушала ее песни, подражала ей. Я была околдована ею. Мне хотелось быть похожей на нее, петь как она. Благодаря Уитни Хьюстон я не только захотела петь, но и выучить язык. В возрасте 7 лет меня отправили в Ягринскую гуманитарную гимназию в г. Северодвинске, с углубленным изучением языков с первого класса. Северодвинск – город-строитель атомных подводных лодок. Поговаривают, что из-за радиации все северодвинцы немного ку-ку. Не знаю, так это или нет, но климат и атмосфера города суровые и жесткие. В таком крошечном городе ты либо «выбиваешься в люди», либо прозябаешь. Мой выбор был очевиден, после школы я планировала переезжать в Москву или Петербург. Это спустя годы я возвращаюсь на берег родного Белого моря, как в место силы.

В детстве я не занималась вокалом профессионально. Но все время пела – в детском саду, в общеобразовательной школе, в музыкальной в хоре. В студиях при ДК мне давали какие-то базовые понятия, распевали, показывали, как правильно дышать, но технику я не разрабатывала и пела всегда по наитию. В 13 лет я впервые приняла участие в нашем северном региональном конкурсе «Северная звезда» (аналог «Утренней звезды»), где спела «Старый рояль» Игоря Скляра и получила приз зрительских симпатий. Какой же это было для меня трагедией, я ревела в голос. Детская обида была размером со слона. Мне казалось, что это абсолютно несправедливая награда – «Приз зрительских симпатий», а не первое место. И я дала себе слово, что вернусь на этот конкурс и выиграю. Я не умела проигрывать и не понимала тогда, что признание зрителя, а не членов жюри, и есть высшая награда для артиста.

За три года, как мне казалось тогда, я совершила огромный артистический рывок в развитии, и в возрасте 16 лет вернулась в Архангельск на конкурс с песней «Спой мне» группы «Лицей». Утром, в день конкурса, у меня пропал голос. Совсем. Я была в отчаянии, но мы с мамой и моим руководителем Маргаритой Алексеевной все равно поехали. Всю дорогу я молчала. За 5 минут до выхода на сцену мама дала мне 50 грамм коньяку и огурец. Это была крайняя мера. Я накатила, вышла и спела. Надо сказать, что уже в 16 лет я была мелодраматической дамой с болью всего еврейского народа в глазах, с хрипотцой в голосе. Вышла и дала такую Пугачеву, пустив слезу, взмахнув кипенно-белым плащом (все костюмы мне шила мама). И выиграла. Мне кажется, что в 16 я была старше, чем сейчас. Такая драма. Меня и сейчас называют, «drama queen», потому что я все время драматизирую.

В старших классах школы у меня появился вектор – поступление на иняз. Родители воспринимали пение как увлечение. На дворе были 90-ые, страна разваливалась, кругом творился беспредел, в городе то и дело происходили жуткие бандитские разборки. Папа думал о моем будущем и хотел, чтобы у меня была профессия, чтобы я была уверена в своем завтрашнем дне. Я училась в музыкальной школе, занималась легкой атлетикой, пела в рок-группе и в ресторане, участвовала в музыкальных ассамблеях и конкурсах, но в свободное от учебы время. Когда я выиграла конкурс «Северная звезда», председатель жюри Валерий Платонович Малишава сказал моим родителям: «Не будьте так упрямы, отпустите ее в Москву, ей нужно идти своей дорогой». На что папа сказал: «Певица — это не профессия. Она пойдет на иняз». Во мне не было бунтарства, я согласилась с мудрым папой и не уехала из дома с кулечком в Москву. По окончании гимназии я поступила в Поморский государственный университет на иняз, отучилась 2 года, затем перевелась в РУДН в Москву и закончила его с двумя дипломами – переводчика и преподавателя.

Мама обожала мою сценическую деятельность и поддерживала меня, шила наряды, ездила со мной и вдохновляла меня. Она и сама потрясающе пела романсы, но никогда не выступала на сцене. Мама по образованию художница и дизайнер, папа математик и руководитель. Во мне сплелись оба начала, и я до сих пор не могу сказать, кого во мне больше, – артиста или менеджера. Одно точно, мамина творческая нереализованность до определенного момента (только последние 15 лет мама профессионально занимается тем, что ей нравится - дизайном интерьеров) была для меня постоянным напоминанием о том, как это важно для женщины. Потому что эта неудовлетворенность отражается на детях, на семье, на психологическом равновесии. Когда я была маленькая, мама работала преподавателем в детском саду, в школе, преподавала ИЗО. Она работала по профессии, но я всегда видела в ней такой огромный нереализованный потенциал. Она художница, выставочная художница, которая могла бы писать потрясающие полотна. Но не делала этого, потому что занималась братом и мной и тонула в рабочей рутине, которая не вызывала у нее сильного эмоционального отклика. Для своих детей я хочу быть творчески прокаченным человеком. Пусть я буду не гастролирующим артистом, не часто выступающим, но какое-то количество времени я обязана проводить на сцене, чтобы отдавать дань Богу, который наградил меня голосом. Это, действительно, дар. Когда с пеленок ребенок поет и интонирует — это, конечно, не его заслуга, это заслуга высших сил. С точки зрения голосовых возможностей, наверное, у меня все достаточно скромно, но через пение я ощущаю диалог с Богом.

Когда я начала учиться в РУДН, меня сразу заметили и предложили выступать на студенческих слетах, КВНах, вести концерты. На втором месяце учебы поступило предложение от одной попсовой группы, «Армия». Я пришла на кастинг, спела, продюсеру понравилось, но, оказалось, что петь не надо. «У нас есть фонограмма первого состава. Нужно просто открывать рот и танцевать». Мне 20 лет, у меня прекрасное тело, пластика, море энергии. Я пришла домой и говорю своему жениху Николаю, с которым уехала с севера в Москву, что хочу петь в группе. Тогда мне не хотелось упустить шанс попасть в шоу-бизнес, хоть чучелом, хоть тушкой. Николай меня не поддержал. И я, собрав чемоданы, ушла в никуда. Художественный руководитель факультета Любовь Федоровна помогла найти место в общежитии. Так я из гламурного пентхауса нырнула в настоящую яркую студенческую жизнь РУДН, заработала денег в группе «Армия» и выучила себя в Москве. Первые полгода, конечно, помогали родители, а потом все сама.

Я бесконечно благодарна опыту «пения» в попсовой группе. Появилось четкое понимание, кто я есть на сцене, и осознание того, что обезьянничество это не мое. Оглядываясь назад, я думаю, что все сложилось правильно, и хорошо, что я ушла из "Армии" и ушла из шоу бизнеса тогда. Думаю, что вероятность того, что я могла бы упасть на самое дно, не справившись с искушениями, достаточно большая. Сейчас я думаю, что мой сценический путь тем и интереснее, что это не совсем стандартный путь певицы. Когда в 2011 году, спустя 10 лет работы в продажах и PR, я вышла на сцену с дебютным альбомом «Шепотом», на меня смотрели как на ненормальную: «О, поющий менеджер». Это было странно для многих.

Своим серьезным становлением на московской сцене я обязана Наде Новосадович. Она стала моим единомышленником, автором моих песен и моим музыкальным продюсером. До судьбоносной встречи с Новосадович я жила довольно предсказуемой жизнью, была удачно замужем, все было хорошо, было свое креативное агентство на «Арме», мы делали красивые проекты по айдентике для бизнеса, для шоу-бизнеса. С Надей мы познакомились, потому что она была не только поэтом, поэтом-песенником и писателем, но еще и роскошно писала рекламные тексты, пресс-релизы и сочиняла хлесткие слоганы. С появлением Нади начались кардинальные перемены. Она открыла для меня новый мир музыки, кино, поэзии. Параллельно с этим происходили и сильные потрясения в моей жизни: распалась моя семья, погиб родной брат Миша, закрылось креативное агентство – кража со взломом, вынесли все, оставили абсолютно пустое помещение, а с ним и опустошение у меня внутри. Но эту пустоту очень скоро заполнила музыка.

Сначала, как менеджер, я решила заняться музыкальной карьерой самой Новосадович. Я просто ошалела от ее таланта и в первый год нашего общения собирала ее материалы, стихи и песни. Она уже давно не заявляла себя миру как поэт, как композитор, как артист. Свою депрессию по потерянному агентству я лечила тем, что разбирала архивы Новосадович, огромный ящик с CD. Все диски я прослушала, классифицировала по папкам, какие проданы, какие нет, какие у артистов. В результате сделала аудиотеку творчества Новосадович и начала работать с ней как ее пиарщик. В архивах, кстати, я нашла материал, тогда еще не зная этого, для своего первого альбома — «Шепотом».

Когда мы собирали состав музыкантов для Нади, я встретилась с саксофонистом Егором Шаманиным, чтобы он порекомендовал состав. Он мой земляк, и мы с детства знаем друг друга, он играл на саксофоне в ДК им. Ленинского Комсомола, а я там пела. Мы с ним встретились, разговорились, выяснилось, что у него есть свой музыкальный проект с женой - «Guru Groove Foundation». После встречи он кинул ссылки, я послушала и влюбилась, и предложила Наде заняться пиаром ребят, потому что это было очень свежо и современно. Меня так заряжал этот проект, что я буквально спать не могла. Два года плодотворной работы привели к выведению GGF в топ андеграундных проектов, узнаваемости в СМИ и двухтысячному переаншлагу на презентации дебютного альбома «Call me up» в Discoteque. Очень горжусь всеми результатами, которых я достигла вместе с группой и Надей. Надя была концертным директором — она продавала их на площадки, а я занималась пиаром. Параллельно с этим я работала и как пиарщик Новосадович. Она тоже концертировала. И я, без лишней скромности, записываю первый альбом Нади в свои менеджерские заслуги. Впервые в 38 лет человек выпустил свой альбом «Оставь себе». И я считаю, что это потрясающая работа, – пластинка, которая должна остаться в анналах русской музыкальной истории.

Прошло два года работы с «Гуру», сотрудничества с Надей, и на отчетном концерте ребят в "16 Тонн" я стою в гримерке и говорю: «Таня, нужно сказать вот это и то, поблагодарить вот этих. Не забудь, пожалуйста, это важно». Я работала с Таней еще и как пресс-атташе. Тут ко мне поворачивается звукорежиссер Роберт Бойм и говорит: «А ты кто такая? Что ты лезешь со своими наставлениями? Она артист, она сама решит, что ей говорить, а что нет. А если ты такая умная, иди и пой сама». Уровень шока и размер обиды, которую я тогда испытала, не передать. Я вылетела оттуда пулей, хлопнув дверью. Именно в ту самую секунду я решила: пора!

До этого мы с Новосадович делали квартирники, очень тихие и скромные. Я пела в четверть голоса — даже не шепотом, супер шепотом, песни Новосадович, которые я откопала и просила разрешение попеть на квартирниках. Надя, надо сказать, меня тоже не воспринимала всерьез как певицу. Все это вместе стало для меня сильным стимулом. На тот момент моя очень близкая подруга Лена Чеканова сказала: «Я хочу подарить тебе твою мечту, запись сольного альбома». Лена – менеджер в бизнес-авиации, она обычный человек, который ходит на работу каждый день, зарабатывает свои кровные деньги и копит на квартиру. И вот она достает полмиллиона и говорит: "Пожалуйста, возьми, только распиши всю смету, чтобы все были четко и на все хватило". У меня все было расписано до копейки. Кто сколько получает — музыканты, студия, звукорежиссер. И мы записали этот альбом песен Новосадович. Конечно, альбомы не могут стоить полмиллиона, все это стоит в разы дороже. Но мне ужасно повезло: дружественные отношения с музыкантами и материал, который мне подарила Надя. Пластинка вышла изумительная: 8 женских историй, рассказывающих о моем десятилетнем отрезке жизни. По сути, это биография. На основе этих песен — они даже выстроены у меня в альбоме в хронологическом порядке — мы сделали моноспектакль «Шепотом», моноспектакль о моей жизни за 10 лет. Альбом посвящен Мише, моему брату, он погиб в возрасте 21 года. Мы с ним мечтали (он был саксофонистом и кларнетистом) вместе стоять на одной сцене. Его уход тоже стал для меня сильным толчком к тому, чтобы серьезно заняться музыкой. Мне очень захотелось оставить что-то после себя, потому что никто не знает, когда закончится наш путь здесь. Никто не ожидал, что Миша так скоро уйдет.

Еще через два года завершилось наше сотрудничество с Новосадович, по ее инициативе, и наши пути разошлись. Для меня это было сильным стрессом, я к этому была не готова. И на контрасте с тонкой и нежной мелодраматикой на русском языке, которую я пела, я создала авторский англоязычный проект Anise, и, скажу честно, он был сделан в пику Новосадович, как доказательство того, что "я тоже могу". Это, наверное, странно и, может быть, даже глупо, но говорю как есть – истинный запал был именно в этом. Своей подруге-лингвисту Лене Чекановой, которая помогла записать мне первый альбом, я предложила вместе сочинять тексты для песен. Она творческий человек, но не реализовывалась никак в этом направлении, и мне хотелось ее вовлечь. Я бесконечно благодарна ей за то, что она приняла активное участие в моей судьбе, в реализации меня как творческой личности. Мы вместе сделали проект Anise. И это стало бомбой.

Совсем недавно я появилась на сцене в образе романтичной, мелодраматической актрисы, которая шепотом в страданиях поет романсы, а тут я уже в агрессивном образе панк-рок дивы с ирокезом, шипами, крестами, кожей и электронной музыкой. Я в этом проекте сама была как электроник. Почти бездушная, задушенная обидой и болью, пронизанная феминистическим посылом «I was made of steel and stone» (я сделана из стали и камня). На записи первых песен меня буквально приносили в студию, потому что я была обессиленной. Но по мере записи альбома, по мере подготовки к презентации, я набиралась энергии. Альбом и концерты Anise, откровенно говоря, меня реанимировали. Анис – это мое альтерэго. С детства папа с мамой воспитывали меня отличницей, хорошей девочкой, и я почти всегда была в этом образе. В проекте Anise случился всплеск обид, агрессии, злости и бунта. Я перестала чувствовать песни Новосадович, просто больше не могла их петь, потому что из моей жизни ушли магия и нежность. Их заместили обида и агрессия, и их-то мне и надо было пропускать через творчество, иначе бы меня разорвало на части.

На пике успеха проекта Anise я встретила Мишу, моего нынешнего супруга, и меньше, чем через год забеременела первенцем Марком. Казалось бы, я должна была немного замедлить темп и сбавить обороты. Обе свои беременности, которые случились одна за другой (мои мальчишки рождены 9 и 8 мая с разницей в год), я проскакала на сцене до родов. Дети давали мне потрясающее количество энергии. Как будто в меня вмонтировали турбину. Через две недели после того, как я родила Марка, я стояла на сцене. Сейчас я понимаю, что это было глупо: я не успела восстановиться, органы "болтаются" внутри, живот еще ничего не держит. Через 3 месяца я беременею вновь, но продолжаю выступать. Только через год после рождения второго сына я осознала, что все, у меня нет сил. Меня накрыло. Это называют постродовой депрессией. Я не знаю, она это была или нет, но мне жить не хотелось. Я не понимала, почему у меня двое чудесных маленьких детей, любимый муж, а радости жизни нет.

Накануне своего 33-летия я почувствовала, что наступил переломный момент. Я в четвертый раз в жизни побрилась наголо, пришла к своей подруге Теоне Контридзе в гости и говорю: «Тео, мне очень плохо. Я хочу поехать в Индию, в ашрам, ты там часто бываешь, подскажи, с чего начать». У Тео на тот момент духовный путь уже был внушительный, она встала на него еще несколько лет назад, и я видела, как она трансформировалась. Я всегда верю только тем людям, который добились изменений на своем примере. Мне нельзя сказать, если ты не будешь курить, у тебя цвет лица улучшится. Я должна увидеть человека, который курил как ненормальный, потом бросил и обрел здоровый цвет лица. Я видела кардинальные изменения в Теоне. И я пришла к ней как к старшей духовной сестре и попросила о наставничестве и помощи. Тео сказала, что Индия мне сейчас не нужна, а нужен православный монастырь, и отправила меня в Грузию, в Корцхельцкий женский монастырь. И это фантастика, сколько всего у меня с Грузией связано, каждый приезд в Грузию – это отдельная история. В Грузии я узнала о смерти брата, в Грузии состоялась одна из моих помолвок, в Грузии я встала на духовный путь... Грузия - это отдельная тема.

Еще накануне поездки в Грузию я твердо решила поставить музыкальную карьеру на паузу. Невозможно выходить на сцену, когда ты эмоционально опустошен и на последнем издыхании. Я решила, что пока не пойму, что чувствую себя психологически и психически хорошо, я не вернусь на сцену. У меня был опыт трансляции вселенской любви, опыт трансляции агрессии, но транслировать душевное нездоровье мне совсем не хотелось. Я ждала знака свыше и уповала только на Бога. Я ждала, когда мне разрешат вернуться. Все это время "ожидания" я разбиралась со своими страхами и комплексами. Мне попадались люди, которые говорили о том, что моя темная сторона — это, возможно, моя сильная сторона. Дьявол искушал меня. Но Бог очень сильно меня любит, Он уводил меня из разрушительных ситуаций. Этим летом Он протянул мне в очередной раз Свою руку помощи и понес как маленькую девочку Аню к новому этапу моей жизни. Сейчас к 35-ти годам я чувствую, что созрела для того, чтобы работать со своим эго. И я не буду скрывать, что мне сложно, но я научилась отпускать обиды. Раньше мне требовались на это годы, я была очень злопамятной. И мне кажется, что обиды, которые я держала в себе, они тоже блокировали творческую энергию, не пускали меня. Сейчас мне дышится и живется легче.

Дети – это прекрасно, но когда летом 16-го года я проведя 3 месяца с ними без мужа, без музыки, без работы, я стала вовсе сходить с ума и решила, что нужно срочно выходить в офис. В сентябре-октябре 2016-ого я отдала малышей в сад и вышла сначала к одной своей подруге — к Мире, в юридическую контору, но хватило меня всего лишь на месяц. А потом Теона в очередной раз сыграла важную роль в моей судьбе, – позвала меня стать ее правой рукой в ресторане «Арагви», стать пиар-директором грузинского вокального коллектива Aragvi Band и арт-менеджером. Я проработала в семье «Арагви» 9 месяцев. Сколько концертов мы успели сделать за это время! Я познакомилась со своим идеалом женской красоты, Моникой Беллуччи, насмотрелась на легенд советского кино, театра и эстрады, поработала с нашими звездами. Параллельно я начала работать с Теоной как ее пиарщик. Контракт с Aragvi Band закончился, и я осталась с Теоной. Я обожаю PR и действительно «пиарюлюбовь» (хэштег, мною придуманный). Пиар и арт менеджмент - это мое. Я в этом мощно реализуюсь и не представляю, как можно только петь (говорю только за себя).

Я вышла на сцену после перерыва почти случайно. У нас была забита дата в Козлове (клуб Алексея Козлова) на 18 октября для моей артистки Кети Габисиани, грузинки. А она не смогла прилететь, и об этом стало известно за 1,5 месяца до даты. И мне арт-директор клуба Араик Акопян сказал: «Забирай дату и делай свой концерт». Мне не отказали мои прекрасные коллеги музыканты — квартет Владимира Нестеренко. И я, неожиданно сама для себя, начала готовиться к концерту, как вдруг заболела. Но даже несмотря на болезнь и то, что почти пропал голос, я отпела этот концерт, шепотом и деликатно. Я ведь просила Бога показать мне, как идти дальше, Он и показал: не надо из кожи вон лезть, нужно делать все спокойно, резонировать на спокойной волне, все у тебя есть, просто неси людям свет. И это был самый-самый теплый концерт в моей жизни.

Мой самый большой страх – это страх оценки. Он идет из детства, из школы. Я всегда была лидером, по успеваемости, в спорте, в творчестве — везде. И меня постоянно сопровождал страх, что у меня что-то может не получиться. Каждый конкурс, который я проигрывала или на котором занимала второе место, — для меня был смерти подобен. Я помню все эти вторые места. И каждый раз я думала, что это жуткая несправедливость. И фраза «главное не победа — главное участие» выводила меня из себя. Я не ощущала расслабленного состояния, когда получаешь удовольствие от процесса. Обязательно нужно было победить, стать лучшей. Сейчас я понемногу учусь отпускать свое желание быть лучше всех. Например, на саундчеке перед концертом в клубе Козлова, я хрипела, а не пела, и уже все музыканты сказали: «Может отменить концерт? Так невозможно, это же будет насилие над слушателями». А я не могу взять и отменить, сдаться, не сделать. И арт-директор Араик Акопян — я его обожаю, он светлейший человек, говорит: «Аня, споешь как споешь. И вообще возьмешь харизмой». Для меня эта фраза стала волшебным лекарством. Я решила, что просто буду общаться с публикой и спою как смогу, получу удовольствие от самого процесса. Все все эти люди пришли конкретно на меня, там не было ни единого человека, который пришел просто послушать какую-то музыку или оценить мои вокальные данные, покритиковать меня. Я выдохнула, в все прошло очень душевно и с любовью. Я очень счастливый человек. В моей жизни было и есть так много любви. Слава Богу, что с возрастом я научилась ее не только брать, но и отдавать.